II часть [Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России.] - Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России - Статьи д.и.н., профессора В.И. Дятлова - Каталог статей - За правду, духовность и возрождение Росcии! <Отечество>

II часть

Попытка хотя бы кратко охарактеризовать темпы и формы китайской (а также и корейской) иммиграции, дать характеристику ее роли в экономической жизни региона увела бы данную работу далеко в сторону. Благо, что все это, как уже отмечалось, сравнительно неплохо исследовано. Более важной и интересной представляется другая задача: выявить реакцию современников, основные причины их настороженности и страхов.

Одна из таких причин заключается в самом факте иммиграции. Дальний Восток был присоединен к России недавно, почти не освоен русскими в экономическом и политическом отношениях. Рядом — «просыпающийся» Китай с его гигантским населением и победоносная, экспансионистская Япония. На этом фоне приток десятков, а то и сотен тысяч «желтолицых», тотальная зависимость края от их труда большинством наблюдателей расценивались как несомненная угроза целостности страны и ее национальным интересам.

Жутковатую картину «китайской толпы» — нескончаемой, однородной, безликой, пожирающей все на своем пути, «одинаково равно душной и к голоду, и к холоду, и к смерти», толпы, которая «скрытно молчит и расползается, плодится, множится», перехлестывает через российские границы, — рисует публицист «Современника» А. Вережников [20]. Текст, несомненно, впечатляющий: он весь пронизан сложным чувством пренебрежения, страха, некоторой жалости и брезгливого отчуждения, нет только интереса к китайцам. Это отношение не к людям, а к саранче или к инопланетянам — и не случаен пассаж отом, что у них «вид людей совсем с другой планеты».

То был распространенный, даже преобладающий взгляд, выражавшийся иногда осознанно и открыто, иногда бессознательно и имплицитно. Ощущение, что китайцев «слишком много», и реальное представление о том, что «желтое» население российского Дальнего Востока растет намного быстрее русского, накладывали мощный отпечаток на взгляды большинства наблюдателей.

Представителей властей беспокоила неупорядоченность и стихийность процесса миграции, огромные масштабы нелегального проникновения. Это было свидетельством слабости администрации, да и приносило ощутимые убытки казне. Китайцы образовывали совершенно непроницаемое сообщество, живущее по своим, а не по российским законам, подчиняющееся китайским чиновникам. Это убедительно, на конкретных фактах и документах, доказал выдающийся писатель, путешественник и военный разведчик В. К. Арсеньев [21]. Фактическая
экстерриториальность многочисленной, этнически, расово и культурно чужеродной общности подданных соседней империи справедливо расценивалась им как угроза тому, что сейчас мы назвали бы национальной безопасностью России.

Рассматривая Дальний Восток как вероятный театр военных действий, В. К. Арсеньев и другие военные и администраторы видели в китайцах, говоря опять-таки современным языком, потенциальную «пятую колонну» — шпионов, проводников, диверсантов. Они практически не ассимилируются, от них невозможно ждать лояльности России и русским. Приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти сформулировал это так: «что же касается политической стороны вопроса, то, будучи непоколебимо стойки в своей национальной культуре, не теряя духовной связи со своей родиной, оставаясь на чужой стороне верными сынами своего отечества и не чувствуя потому решительно никакой потребности ассимилироваться с окружающим его населением, китайцы и с этой стороны представляются элементом прямо враждебным» [22].

Отказ китайцев от сотрудничества с властями создавал благоприятные условия для действий китайских бандитов, так называемых хун-хузов. Хунхузничество чрезвычайно волновала общественность и администрацию края. В специальном обзоре А. Надарова приводились многочисленные факты разбойных действий хунхузов — вплоть до разорения целых русских селений, — их чудовищной жестокости, а также указывалось на трудности борьбы с ними [23]. Признавалось, что основная масса китайцев страдала от грабежей, поборов и зверств хунхузов, но не осмеливалась противодействовать им, отказывать в помощи. Проблема состояла не только в бандитизме как таковом, но и в фактическом существовании параллельной структуры власти.

Редкий наблюдатель, описывавший китайцев на Дальнем Востоке, забывал упомянуть о том, что они приносили с собой чудовищную антисанитарию. Беженцы из Кореи и сезонники из Китая были в массе своей чрезвычайно бедны и экономили на всем. Поэтому и жили они в условиях невероятной скученности, грязи и вони. По словам Л. Богословского, санитарные нормы гигиены были «чужды неразвитому уму китайцев», а при дороговизне квартирной платы — и недостижимы. Это было характерно не только для ночлежных домов, но и для лавок. Отсюда болезни, высокая смертность, постоянная угроза эпидемий. Все это наблюдения человека, настроенного к китайцам доброжелательно, протестующего против их дискриминации и унижения, предлагающего реальные меры по улучшению их положения [24]. При преобладающем же негативном отношении все происходящее изображалось в исключительно черных тонах. Неудивительно, что любые сообщения о признаках начала эпидемий обязательно сопровождались комментариями о виновности в них китайцев, а то и соответствующими административными мерами [25].

Обвиняли их — и в общем небезосновательно — в том, что в край, не отличавшийся строгими нравами, они приносят свои пороки. Часто упоминаются, а иногда и подробно описываются [26] опиумокурильни, игорные дома как некие центры китайских трущоб. Большую тревогу вызывал массовый беспошлинный ввоз из Китая ханшина (китайской водки). Он наносил огромный ущерб казне, подрывал отечественную промышленность, способствовал деградации переселенцев. Обозреватель «Сибирских вопросов» отмечал не без доли черного юмора: «Мы топили китайцев в волнах Амура, они топят нас в бочках водки» [27]. Проблема настолько беспокоила власти, что Надаров посвятил ей специальный очерк. С большим знанием дела он описывает вкусовые качества ханшина, последствия его применения, технологию производства, масштабы контрабанды и т. д. [28]. С его точки зрения, ханшин — напиток отвратительный, но все же не отрава, употреблять его можно без особого ущерба для здоровья в разумных, естественно, количествах. Так что главные составляющие проблемы — экономические и социальные, а не медицинские.

Китайцев часто обвиняли, что они хищнически грабят природные богатства уссурийской тайги (истребляют редкие породы зверей, уничтожают запасы таких ценнейших и редких растений как женьшень), незаконно добывают и контрабандой выносят огромное количество золота.

Надарова, а особенно Арсеньева возмущала эксплуатация китайскими торговцами, браконьерами, хунхузами коренного населения края. Первый спокойно констатирует, а второй буквально с яростью описывает, какие чудовищные формы принимала эта эксплуатация, которую Надаров прямо называет рабской. Приводятся многочисленные примеры насилий, пыток, убийств непокорных или несостоятельных туземцев, масштабов и форм кабалы. Правда, в позициях этих авторов имеются и некоторые оттенки: Надарова больше беспокоит, что таким образом подрывается власть российской администрации, Арсеньеву же просто очень жалко туземцев [29].

__________________________________________________

Перейти к частям статьи:

I часть

Послесловие и примечания