IV часть [Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России.] - Миграция китайцев и дискуссия о «желтой опасности» в дореволюционной России - Статьи д.и.н., профессора В.И. Дятлова - Каталог статей - За правду, духовность и возрождение Росcии! <Отечество>

IV часть

Таким образом, хотя алармизм и преобладал, было немало авторов, воспринимавших присутствие китайцев (и корейцев) на Дальнем Востоке, как необходимую и неотъемлемую часть жизни региона. Они же сочувственно описывали тяжелейшие условия жизни и труда иммигрантов, явно неодобрительно характеризуя высокомерно-пренебрежительное отношение к ним со стороны властей и значительной части общества, протестуя против широко распространенных злоупотреблений.

Анонимный автор «Сибирского сборника» считает преувеличенной и небеспристрастной точку зрения, в соответствии с которой «китайское население края оказывалось какойPто общею многотысячною шайкою разбойников, хищников, разоряющих естественные богатства края и вносящих своей распущенностью, опиомокурением, азартными играми и прочим полную деморализацию в среду русского элемента. За манзами не оставлялось ни одной светлой черты; в жизнь края они вносили только одно зло — и нравственное, и экономическое, и политическое, плодили бесправие — словом, являлись таким отбросом, против которого нужны были самые строгие меры, и чем скорее избавился бы край от такого элемента, тем было бы лучше». Он прямо пишет о психологических мотивах подобного отношения: «в силу исконной враждебности сибирского населения к инородцам и традиционной привычке считать их ниже себя, не допускать до себя, а ставить лишь объектом всевозможной эксплуатации, русское население, не имевшее в своем характере, ни в образе жизни и культуре ничего общего с китайцами, смотрит на манз, по простонародному выражению, как на тварь, не имеющую даже души и стоящую отчасти даже вне закона. Различия столь несхожих гражданских традиций, религий, цивилизаций и характеров, как русский и китайский, всюду, во всех странах, сопровождались самыми резкими осложнениями и всюду с ними приходилось считаться очень сильно». И вывод: «нужно... снять

с китайцев излишние нарекания и показать, что они также люди и имеют такое же право, как и все, на покровительство законов, что они постольку же равноправны, поскольку то допущено основными законами, а не произволом массы; короче, нужно было вывести манзу из ложного положения как ради него самого, так и ради правильного течения жизни в русской дальневосточной колонии» [36].

Социал-демократы вообще не признавали наличия «желтой опасности», отрицали ее принципиально. «Пробуждение Китая» воспринималось ими одобрительно, даже восторженно. По словам Тавокина, «если же "желтая опасность” и существует, если она и представляет некоторую реальную силу, то угрожает она не человечеству, не культурному миру, а единственно той "белой” буржуазии, которая питалась дальневосточными рынками. Если призрак "желтой опасности” страшен, то не Европе и европейской цивилизации, а исключительно лишь современному капитализму стран Старого и Нового Света». Развитие рабочего движения на Дальнем Востоке «служит верным залогом того, что в самом недалеком будущем весь "желтый” пролетариат примкнет к "белому” и создаст одно целое, могущественное и великое, от голоса которого содрогнется весь мир». Депутат Государственной Думы Н. П. Чхеидзе заявил на заседании одного из ее комитетов, что проблема «желтого труда» может быть решена только как часть рабочего вопроса в целом [37], то есть проблеме отказывается в самостоятельном значении, и она намеренно переводится в идеологическую, пропагандистскую плоскость.

Примерно то же самое — только с противоположных позиций — делается П. Ухтубужским и написавшим послесловие к его книге Пуришкевичем. Логика первого проста: «Известно, что желтые народы питают органическую ненависть к европейцам, а к нам, русским, в особенности... Они мечтают... о завоевании всего мира... Нашествие желтых на богатые области Сибири уже началось. Правда, это, как выражаются у нас, "мирное”, экономическое нашествие, но и при этом мирном нашествии русские вытесняются желтыми, которые захватывают торговлю, промыслы, заработки и т. д.»... «Сибирь должна иметь выход в океан... Мы заняли Порт-Артур и Дальний потому, что они были нам необходимы». Из-за неудачной войны мы потеряли их, поP

этому «война 1904–1905 годов осталась незаконченной и должна быть возобновлена». Иначе «Япония повторит нашествие монголов на Русь». Предотвратить опасность может только заселение Сибири, мощное переселенческое движение. И апофеоз: «Народами правит Бог. Побеждают те народы, которые защищают Добро и Истину. Если в Азии столкнется Россия, несущая народам свет Православия, с желтыми народами, погрязающими во тьме язычества, то в исходе этой борьбы не может быть сомнений. Крест одержит победу над Драконом, олицетворяющим "князя мира сего”» [38].

Пуришкевич развивает тему дальше. Борьбе с «желтой опасностью» и заселению Сибири мешает «шайка русских революционеров, кадетов и жидов», стремящихся к «преступной цели — к захвату власти в России». «Пользуясь "свободою печати”, евреи подняли поход против великого дела русского государственного строительства в Сибири. Всякое начинание правительства в Сибири, ведущее... к упрочению государственной безопасности наших азиатских границ от надвигающейся на нас несметной орды желтолицых... встречается на страницах левой жидовской печати криками негодования» [39]. Налицо новый и довольно оригинальный поворот проблемы — «еврейский заговор» как часть «желтой опасности».

Еще один поворот, при котором «манзы» переводятся в сугубо объектное состояние, открывается в писаниях И. Левитова. Дальний Восток должен стать не интегральной частью России, а ее колонией — «Желтороссией». Предназначение колонии — давать доходы метрополии, поэтому необходимо широко открыть двери для китайских переселенцев и всячески эксплуатировать их. «Амур и Уссурийский край превратятся в русскую Индию. Если Бог дал нам египетских рабов, которые охотно предлагают нам свои услуги, так почему же нам не воспользоваться ими. Я не вижу ни малейшей опасности от китайцев, при условии, если только ни один из них не будет пропущен через Байкал» [40].

И уж совершенно замечательный проект использования труда китайцев был предложен анонимным автором изданной в Курске брошюры «Китай или мы» [41]. Основная его идея такова: схватка не на жизнь, а на смерть с желтой расой неизбежна. Пока Китай слаб, надо разгромить его и аннексировать часть территории. Китайцев оттуда надо вывозить в Европейскую Россию и продавать семьями крестьянам и вообще землевладельцам в качестве рабов. Очень тщательно расписано, кому, сколько, на каких условиях и почем надо продавать «китайских илотов», во что обойдется их перевозка по железной дороге, как их содержать и т. д. Освободившиеся же китайские территории заселить русскими переселенцами. «Да, это будет рабство, но не пора ли нам перестать смотреть на это слово, как на жупел». Все так делают. А то «покоренные народы сели нам на шею», «рабство физическое у нас заменяется рабством жидовского капитала».

Россия всегда была богата на социальные прожекты и прожектеров, удивить нас в этом смысле очень трудно. Но иногда все-таки получается, и приходится поражаться, каких только «собственных Платонов» да «быстрых разумом Невтонов» не встретишь на российской земле! Правда, и по тем временам эта наивно-откровенная утопия выглядела слишком уж экстравагантной. Власти, во всяком случае, не оценили провинциального мироустроителя по достоинству — его брошюра была изъята цензурой из обращения.

Оставим, однако, в стороне замыслы в отношении китайцев, столь же экзотические, как у безымянного курянина, либо чересчур глобальные, как у социал-демократов, и обратимся к планам более практического свойства. Тогда видно, что по отношению к «желтому труду» предлагались следующие стратегии действия: депортация, выдавливание, административные ограничения, использование, регулирование и упорядочение.

Сторонников немедленного очищения края от «желтолицых» было сравнительно немного. Наиболее аргументирована в этом смысле статья Л. Болховитинова [42], считавшего, что опасность от пребывания китайцев, корейцев и японцев на Дальнем Востоке намного превышает выгоды от использования их труда. «Мы уже стали лицом к лицу с несомненным систематическим и упорным завоеванием нашего Дальнего Востока желтыми соседями: как ни полезны для края желтые, по мнению их поклонников, но когда реальные факты говорят, что эти желтые приникают в край в три раза быстрее русских, когда на одного русского рабочего приходится не менее чем по одному желтому, когда напор их все возрастает, мы вправе утверждать, что такое соотношение сил не совпадает ни с интересами государства, у которого во внутренних губерниях есть сотни тысяч рабочих рук, не имеющих приложения, ни тем более с интересами окраины, которая во всяком случае должна быть русской, но которая благодаря нашему попустительству, в сущности уже стала полукитайской». Поэтому мы вправе и должны выселить их как можно скорее.

По сравнению с Болховитиновым, даже Меркулов был менее решителен. Объясняется это двойственностью его положения. Как политик и общественный деятель, он был категорически против применения «желтого труда». Однако в качестве предпринимателя, он прекрасно понимал, что в случае депортации китайцев вся экономика края и его собственный бизнес немедленно рухнут. Поэтому чисто административные ограничения он считает не лишними, но неэффективными. Выход, с его точки зрения, в том, чтобы уравнять «желтый» и русский труд в конкурентоспособности: установить для «желтых» минимум заработной платы, ограничить рабочий день, запретить работу в праздники и т. д. С другой стороны, надо принудить китайцев тратить на жизнь столько же, сколько тратят русские рабочие. Под предлогом борьбы с антисанитарией запретить им снимать убогое и, следовательно, дешевое жилье, жить в скученности. Под предлогом общественной нравственности запретить работать полуголыми и ходить в грязной и старой одежде. Запретить ввозить из Китая одежду, продукты, ханшин, табак, обложив их огромными пошлинами. Резко увеличить плату за оформление паспорта, паспортный сбор, фотографирование и т. д. Запретить использование «желтого труда» на казенных работах. Решительно подавлять всякие проявления социального недовольства, особенно стачки. Легализовать и обложить высоким налогом китайские опиумокурильни и игорные дома. Экономические потери от повышения стоимости китайской и корейской рабочей силы компенсируются тем, что эти средства останутся в крае и будут потрачены здесь. Этот курс приведет, в конечном счете, к выдавливанию «желтых» рабочих и замене их русскими.

Как и следовало ожидать, Панов относится к меркуловскому плану скептически, посчитав его отчасти декларативным и в целом неэффективным. Прежде чем принимать радикальные меры, следует тщательно изучить вопрос. Давно назрела необходимость реформировать систему административного управления краем, нужен целый комплекс мер по развитию рынка труда, по экономическому стимулированию формирования конкурентоспособной российской рабочей силы. «Вопрос может быть разрешен почти исключительно на почве мирной борьбы в сфере экономических отношений»... «При правильной организации рабочего класса в Приамурье острота желтого вопроса будет парализована». А «борьба с желтым засильем в торговле возможна только на почве общих экономических мероприятий, каковы: устройство банков мелкого, дешевого и доступного кредита, улучшение путей сообщения, удешевление фрахтов и проч.» [43]

Панов выдвигает также идею привлечения американского капитала — как инструмента развития края и противовеса «желтой опасности». Трудно избавиться от впечатления, что тут мы имеем дело с обычным лоббированием отдельных инвестиционных проектов. Например, строительства на американские средства железной дороги от Берингова пролива до Канска [44].

Еще более конкретны и прагматичны соображения Граве и Арсеньева. «Китайский труд» для них нежелательное, но неизбежное явление. А коли так, то необходимо конкретно, по отраслям, профессиями территориям посмотреть где он безусловно вреден и потому должен быть искоренен немедленно, где необходим и пока безальтернативен и, значит, его придется терпеть, а где его можно относительно безболезненно вытеснять. В зависимости от этого и строить государственную политику — продуманную, целенаправленную и долговременную. В ней должны сочетаться меры административные и экономические. В любом случае миграционный процесс должен быть поставлен под жесткий контроль властей, нелегальное проникновение сведено к минимуму. Необходимо искоренить фактическую экстерриториальность китайцев, добиться, чтобы власти могли эффективно контролировать и направлять процессы пребывания китайцев в крае и использование их труда. Необходимо, чтобы власть и общество имели реальное представление о проблеме, чтобы чиновники разбирались в ней профессионально — и не случайно Граве дает подробную характеристику востоковедного образования в крае. Для Арсеньева же предмет особых забот — защита аборигенов от эксплуатации и насилий со стороны китайских торговцев и браконьеров. Подчеркивает он и то, что Уссурийский край — вероятный театр военных действий. Это тоже должно учитываться при выработке и проведении соответствующей политики. В целом это прагматичный, но и гибкий, разносторонний подход к сложнейшей проблеме. В его основе — стремление не к идеальному, а к оптимальному результату, к минимизации негативных и максимизации позитивных последствий проводимой политики.

Ожесточенно споря о том, что лучше — депортация, выдавливание китайской рабочей силы или ее использование, почти все участники полемики сходятся в конечной цели. Все желают укрепления державы, скорейшей и наиболее эффективной интеграции, освоения ее «восточной окраины». На фоне такого единодушия особенно редкими звучат голоса тех, кто сомневается в достижимости цели.

Весьма показательна с этой точки зрения логичная, хорошо аргументированная книга П. Головачева [44]. Ее пафос последовательно направлен против дальнейшей экспансии России на Дальнем Востоке, прежде всего в Маньчжурии. Он считает, что на уже присоединенных дальневосточных территориях колонизационная политика зашла в тупик — огромные затраты и жертвы породили примитивное и убыточное переселенческое общество. Даже получая поддержку от государства, оно не в состоянии конкурировать с «желтой расой, которая, несмотря на все внешние препятствия, легко и быстро проникает в Приамурье, потому что встречает там полное тождество физических условий со своей родиной». Вывод пессимистичен: для искусственной иммиграции русских бесполезны все тепличные меры, а естественную, стихийную иммиграцию китайцев не смогут остановить никакие внешние препятствия. Хотя автор и не призывает бросить Приамурье, но каких-либо позитивных мер по его защите и интеграции он тоже не предлагает.

Активное участие в дискуссии весьма крупных штатских и военных чиновников свидетельствовало о серьезной озабоченности властей «желтой опасностью», об интенсивных поисках ими адекватной политики. Этот вопрос возникал и в Государственной Думе при обсуждении тем, касавшихся Дальнего Востока: переселенческого дела, ассигнований на полицию, эпидемий чумы, призыва в армию, добычи золота, портоPфранко Владивостока, взаимоотношений с Китаем и Японией и т. д.

Особенно любопытен следующий эпизод законодательного проP

цесса. В 1909 году по инициативе приамурского генерал-губернатора П. Ф. Унтербергера Министерство внутренних дел представило в Думу законопроект «О мерах против наплыва в Приамурский край китайцев и корейцев, а равно лиц иностранного подданства». Он был с порога отвергнут уже на стадии обсуждения в комиссиях, поскольку упор на чисто административные меры (прежде всего, повышение паспортного сбора) думцы расценили как совершенно неэффективные. Взамен Дума разработала собственный законопроект, принятый ею практически без обсуждений сразу в трех чтениях, но отвергнутый Государственным Советом. По думскому проекту запрещалась сдача иностранцам казенных земель, предоставление им казенных работ и подрядов. Но ключевым пунктом был запрет на прием иностранцев, прежде всего китайцев и корейцев, на казенные работы. Именно он встретил ожесточенное сопротивление ряда могущественных ведомств, прежде всего военного, и стал причиной негативной реакции Госсовета. Только после того, как Дума внесла в проект поправку о том, что Совет министров имеет право при необходимости и в виде исключения разрешать прием иностранцев, причем не ограничивая это право определенным сроком, документ прошел через Госсовет и был Высочайше утвержден в 1910 году. Таким образом, и эта попытка административного вытеснения «желтого труда» была фактически выхолощена. Побочным и весьма важным результатом думских дебатов стало решение о необходимости выработки и принятия общего миграционного законодательства. В полном объеме это не сделано до сих пор [46].

«Желтая проблема» всплыла и при принятии решения о строительP

стве Амурской железной дороги. Выступая в Государственной Думе, П. А. Столыпин очень четко сформулировал позицию правительства: Дальний Восток может отсохнуть, отвалиться. Есть «опасность мирного завоевания края чужестранцами»... «Природа не терпит пустоты... Отдаленная наша суровая окраина, вместе с тем, богата... При наличии государства густонаселенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее просочится иностранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, уже началось. Если мы будем спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками и, когда мы проснемся, может быть, он окажется русским только по названию»... «Амурская железная дорога должна строиться русскими руками, ее должны построить русские пионеры... Эти русские пионеры построят дорогу, они осядут вдоль этой дороги, они вдвинутся в край и вдвинут вместе с тем туда и Россию» [47].